19 февраля в 19.00 в Образовательном центре ММОМА в рамках проекта "Полихрония" мы продолжаем разговор о новой структуре времени, возникшей после 1945 года и отличающейся от прежней схемы Прогресса, предложенной веком Просвещения. Мы больше не идем из «темного прошлого – к светлому будущему». Наше время – время, когда у нас слишком много прошлого, которое никуда не уходит, а будущее воспринимается не как движение вперед, а как грядущие угрозы нашему настоящему (что такое для нас будущее как не эпидемии, метеориты, глобальные катастрофы, замена человечества роботами?). У нас явно «кризис» будущего и перепроизводство прошлого. После падения Берлинской стены время не возобновило своего радостного потока «вперед». Сложным образом «наше» время вытекает из Великой Утопии, строительство которой происходило в первой половине двадцатого века. Утопия – советская прежде всего, но и нацистская тоже – реализовывала замыслы века Просвещения. Ее структура была устроена так, чтобы стоять на месте, держать пространство, ее время должно было быть навсегда. Потому что эта утопия имела не национальный, а планетарный масштаб. И оно и было навсегда, пока не кончилось.
Круглый стол пройдет 19 февраля в 19.00 в Образовательном центре ММОМА (Ермолаевский, 17). Вход на свободный по предварительной регистрации.
УЧАСТНИКИ:
Ксения Голубович, литератор
Павел Пепперштейн, художник
Аркадий Насонов, художник
Сергей Мохов, антрополог
Олег Никифоров, философ
Утопия закончилась, отрефлексирована в различный жанрах Анти-утопий. Однако утопическое прошлое все никак не уходит,оно продолжает латентно влиять на настоящее, на его политику, поэтику, его воображение. Оно остается в пространствах памяти, пространствах травмы, пространствах воспоминаний, как часть правды, часть нашего воображения.
"Добро пожаловать в пустыню реального!" говорит Морфеус в "Матрице", имея в виду, что настоящая наша реальность не похожа на временной поток. Пустыня – место, где время стоит на месте. Художники, философы, писатели, кинематографисты продолжают работать с присутствием этого не уходящего Большого времени. Заходят в него как антропологи, архивисты, собиратели историй. Почему это так привлекательно? Что мы там ищем? Хотим ли найти новый способ овладеть этой пустынностью бессмертия и продолжить творить новую тотальную утопию и (соответственно) анти-утопию теперь уже при помощи новых технологий?
О чем мы вспоминаем, говоря «советском», или шире «утопическом»?